Пробуждение выдалось на удивоение ранним, а всё из-за морского ветра, что бил чуть ли не прямо в лицо, удивительным было то, что даже на всю свою маскировку, точнее на её отсутствие, никто его даже не побеспокоил, и даже не пытался это сделать, разве что костёр уже весь истлел, а новый разводить, говоря честно, Хорокею было дико лень, так что на завтрак у него были несколько фруктов и четверть бутылки воды, просто и грубо. Пока что у Хорокея на повестке дня стоял вопрос по поводу выгоды этих земель для клана Узумаки, по крайней мере так официально выглядела формулировка его "заданий". Собрав все свои вещи в свиток, и окончательно потушив костёр отправился к морю, для утреннего моциона.
После всех водных процедур, Хоро-хоро отправился вглубь территории, для изучения местного ландшафта и составления карты интересных мест. По началу у него было очень хорошее настроение, оно и понятно, парень любил полевую работу, ибо природа не редко подсказывает всё новые и новые идеи, главное уметь их различить и зафиксировать. Так что и маскировкой он как-то тоже не особо пользовался, прогуливаясь чуть ли не как у себя дома, правда это не значило того, что на одинокого шиноби в ярком оранжевом комбинезоне не попытаются напасть. Было дело, нападали, но ему хватало и навыков тайдзюцу, дабы отбиваться от вялых засад. Что поделать, юный одинокий паренёк это же такая притягательная добыча, правда и с самих этих бандитов навара никакого не было, так что единственное, что они делали, так что всячески портили настроение, притом один раз они достали настолько, что Хорокей один раз жахнул по особо ретивой группе Катоном. После этого, почему-то к нему больше никто не лез.
Потратив на поиски в общем счёте дня два, шиноби не обнаружил на этой территории ничего ценного, кроме одного заброшенного, но очень хорошо сохранившегося полигона. Данная земля на ресурсы, за исключением древесины, была бедная, полезных ископаемых как-то тоже не нашлось, разве что земля тут плодородная, что тоже являлось более-мене значимым пунктом, правда у этой земли был ещё одни минус, она была довольно таки далековато от земель Узумаки, да и наличие рядом ещё двух кланов, которые могли быть не очень рады новому соседу, тоже как-то не добавляла к ней плюсов.
Так что после всей прогулки, Хорокей со спокойной душой отправился в ближайшую деревню, где прибился к одному из караванов, который как раз должен был держать путь через один из его вторых пунктов по плану, а именно местность под названием: "Река забвения". Забравшись в одну из крытых повозок, Хорокеро снял с себя все опознавательные знаки, и просто прикорнул скрывшись за ящиками.
----------->Река забвения

– О-о, – разочарованный вздох сорвался с губ юноши, когда они с Усаги приблизились к лагерю Прокажённых, расположившихся на приличном расстоянии от мрачного прибрежного городка. Он ведь надеялся натянуть на себя личину торговца: так ведь нормальные шиноби делают. У них даже пришвартованный корабль в порту есть, с трюмом и всем делами. Но нет, снова эти бинты, густые запахи благовоний на целые километры и религиозное мракобесие.
–  Ты правда не встречалась с ними раньше? – вопрос Усаги немало удивил молодого Яманака, уже дважды успевшего столкнуться с этим орденом паломников. Набожных контрабандистов. Или кто они там.  – Мне казалось, Прокажённые довольно известны. Особенно тем, кто… из нашего рода. Я не очень хороший рассказчик, – он остановился, чтобы подобрать слова. Расхаживать среди палаток этих людей, обсуждая их же, было бы немного невежливо. Они ведь не в музее антропологии, а Хидео не экскурсовод, несмотря на то, что недавно хотел провести барному пиздюку мастер-класс по достопримечательностям и тёмным непроторенным туристическим тропам. Дознаватель так и не смог определиться, что больше его раздражало в местном юноше: подкаты к К-сан или внешне сходство с отцом. Вполне может статься, пару минут назад произошло трогательное братское воссоединение. Да. Незнакомые светловолосые люди определённо его напрягают: сразу вспоминаешь о том, насколько на тебя всем наплевать. Запишите в список странностей.
–  Есть одна легенда. Сказка даже, – начал Хидео, – широко известная в Заводи, о пепельных людях и проклятии Пустоши Смога. Впрочем, те, кого ты видишь перед собой, сказкой бы это не назвали. Они вообще во многое верят. Кхм.
   
Во времена такие давние, что кости тех людей сейчас стали песком, а зубы обратились прахом, на земле царил мир. Воины плавили свои мечи на орала, моряки без страха отправлялись в дальние земли, а учёные стремились глубже проникнуть в мистические тайны мироздания. Казалось, голод, ненависть и болезни покинули благодатные земли.
А потом раздался толчок под чёрной горой, которую сейчас мы называем вулканом Хино, что в Долине Ада. Огненные люди, что жили вокруг, от моря до моря, несмотря на все свои знания, не могли этого предсказать, но, когда пришёл день рока, послали умнейших мудрецов и кудесников в Дворец Пламени. Три дня и три ночи держали умнейшие совет, пока простой люд молился Семерым если не о спасении, то о быстрой смерти, пока толчки становились всё сильнее, отбивая мрачный похоронный ритм стране.  На третий мудрецы сказали: «Гора чёрная взорвётся, и покроет собой все земли, что видны с её вершины. Молитесь же, ибо все, кого вы знаете и все, кто вам служит, завтра испьют жидкого камня и отправятся к богам. Всему есть своя цена, и век изобилия, дарованный нам, должен завершиться». 
После тех слов, вельможи, раскрашенные ярче шлюх, побежали прочь из дворца, кто на корабль, кто на повозку, а кто и в храм, надеясь избежать гнева земли, но один из них остался. И шепнул королю он то, что шепнула ему ведьма, с сердцем чёрным, как уголь. Мудрый и добрый король, сначала, было, пригрозил вырвать его чёрный язык, но потом, опершись на золотой трон, задумался и, скрепя сердце, отдал приказ.
В тот же день, лучшие пироманты вскрыли бок горе, как роженице, и та извергла бурную реку пламени, накрывшую собой плодородные зелёные земли к востоку от неё. И, столкнувшись об утёс, она выжгла дотла крестьянские наделы, мирные пастбища и общины. Король не зря выбрал именно эту сторону горы: гнев богов обрушился на преданные, но беззащитные и бесхитростные наделы, населённые теми, кого в стране было море. Умирая, те не знали, что судьбу их решила не природа, а жестокая рука человека, но, как только вознеслись, узрели Семерых. Протянув к умершим руки, боги поведали им истинную историю, посеяв в тех ярость и преобразив их, и послав обратно на землю, не как людей, а как раздор, болезни и голод. Так как цена должна быть уплачена.
С тех пор тысячи отдают свои жизни в уплату долга их отцов, но немногие помнят о том, что наряду с невинными, сожжёнными в день Чёрный Горы, сгорели и те, кому прикосновение богов было чуждо. Недостойные нести их милость или гнев, но, перенеся наряду с праведниками страдания, способными искупить свои деяния. Этих несчастных также отправили на землю, но как людей, как старые души, поселившиеся в новом теле, страдающие и молящиеся о прощении.

– Если коротко, они болеют Пепельной чумой – она не заразна и даже, иногда, не передаётся из поколения в поколение – и истово верят в то, что своими страданиями должны искупить грехи всего человечества, – Хидео перевёл взгляд на экстатично раскачивающегося Прокажённого в медной маске с прорезями для глаз, замотанного в бинты с ног до головы. – По крайней мере, в этом они пытаются убедить нас.
При этом провозя в своих повозках тонны контрабанды, прикрываясь паломничеством. Мало кто осмеливается приблизиться к караванам смертельно больных обречённых людей, даже пограничные отряды.
–  Конечно, в каждой сказке есть доля правды. Пустошь Смога действительно оказалась в центре какой-то катастрофы некоторое время назад. Земля там, говорят, недобрая. Особенно с запада, разломы то и дело дымятся, выбрасывают в воздух тонны пепла… По другой легенде, с утёса Заводи когда-то скидывали старый лес и озёрный ил, чтобы обогатить землю у подножья, и однажды пустошь стала долиной, вассальной моему клану. Замотанные шли в комплекте с землёй, страдая потихоньку без должного ухода.   Можно считать, нам повезло, –  кислое выражение лица юноши говорило об обратном, – Недостойные обязаны Яманака ещё и травами, которые мы предоставляем им для перевязей, так что добиться от них помощи будет просто.
Хидео потоптался немного на месте, будто надеясь отсрочить общение с фанатиками ещё на пару секунд.
–  Ладно. Нужно попробовать договориться с ними.
Он направился вглубь лагеря, раздражённо переступив через коленопреклонного и никак не реагировавшего на него человека в бинтах. Большинство прокажённых всегда выглядят такими: оторванными от внешнего мира и до одури набожными, и только некоторые из них сохранили то, что юноша называл головой на плечах. Обычно, такие и возглавляют караваны. У молодого Яманака не составило большого труда найти палатку начальника, и он спешно исчез внутри, ни словом больше не обмолвившись с Усаги. И куда пропала его выдержка? Видно, смылась брагой и элем.

Не менее раздражённо Хидео вывалился из шатра, держа в руках гору тряпья.
– Всё крута-а-а, – крикнул он Усаги, как только нашёл её глазами. – Только, придётся немного приодеться. Бинты на нас не должны быть чистыми.
С этими словами, бывший офицер бросил свою поклажу на холодную землю, и немного отойдя вбок, расстегнул плащ, вперившись в девушек, сидевших у костра. Они носили медные маски и расположились в невиннейших из всевозможных поз. Мороз защекотал его обнажённое тело, когда Хидео снял через верх свою плотную кофту. Он прекрасно знал о том, насколько постыдным Недостойные считали желания плоти, и хотел, чтобы они смотрели. И молчали. Они всегда молчат.
Закончив с переодеваниями и прицепив на лицо маску, изображавшую приплюснутую морду какого-то хищного животного, он вновь обратился к своей спутнице.
– Придётся оставить любое острое оружие у Пророка – главного среди них. Можешь не трудиться запоминать его имя, это не к чему, – Хидео гневно кивнул в сторону шатра. – Прокажённые не могут проливать кровь, – а затем, пробормотал. – Хотел бы я знать, что они вообще могут кроме молитв и перевязок.
– Можешь взять дубину вместо сабли. Или нунчики. Они любезно предоставили нам альтернативу, – фыркнув, он снова нырнул в обитель главаря, чтобы оставить свои вещи и взять полуметровое канабо, обитое металлом – чтобы не чувствовать себя совсем ущербом.
Затем, презрительно осмотрев скромный лагерь, Хидео отправился, вызывающе волоча за собой дубину, в сторону вечнозелёных елей, чтобы  попробовать сломать о них жалкую замену своим серпам. В этот раз у него даже не возникло вопроса к себе, мол, почему такой злобный. Юный Яманака чувствовал себя на своём месте. Завтра с утра они отправятся в путь, а потом он выловит кого-то, кто имеет отношение к случившемуся с Громовыми Кроликами, и выведает всё, что необходимо.

В Стране Молнии, казалось, зима была не такой суровой, как у родного озера, но всё ещё давала о себе знать. Румяный от раскрепощённого купания в холодном воздухе, Хидео удалялся от лагеря Прокажённых, пропитывая влажным дыханием покрывающие всё его тело бинты. Какое-то время назад он остро ощущал себя неуместным среди соклановцев, побитым яблочком, попавшим в корзину по рассеянности пышногрудой сборщицы урожая, и это чувство съедало его изнутри. Желание, чтобы всё было как прежде, было недосягаемой мечтой, но молодой Яманака искренне стремился к выздоровлению.
«Теперь я сгнил полностью, –  признал про себя юноша, – и мне это нравится».
Шаги, широкие, как его скрытая за медной маской улыбка, заставляли снег под ногами хрустеть, но сейчас ему хотелось услышать совсем другой вид хруста. Осклабившись, Хидео нанёс мощный удар по тонкоствольному деревцу, а затем поставил на него ногу, чувствуя, как оно с треском крушится. Утробно зарычав, он переметнулся к следующему, расправившись и с ним. Интересно, какой звук издадут кости Иноэми, если её хорошенько приложить такой штукой?  Он засмеялся, представляя её хриплые повизгивания, и свалил ещё одно деревцо с двух ударов, ни на каком из уровней сознания не задумываясь о том, откуда в нём столько жестокости. Когда смиренно подставляешь вторую щёку, а тебе пробивают по почкам и долго дубасят до звона в ушах, перестаёшь рассуждать на тему смирения. Просто возвращаешь миру ту боль, которую он тебе причинил. Жизнь в постоянном страхе набила ему оскомину.
– Нэээ, – лениво протянул он лесу, опустив палицу на плечо. – Деревья эт- слишком скучно.

Найти пару прокажённых, используя мистическое восприятие, было несложно. Они полоскали бельё, разбив ледяную корку ручья, и тихо переговаривались между собой, пока не заметили стремительно приближающегося к ним Хидео.
– Эмбирный Прян-чек, – резко остановившись в шаге от них, громко произнёс он, протянув руку, – приятно познакомиться, – выглядывающие из-под масок глаза контрабандистов молчали, не выражая ничего. – Тащусь от флёра, стоящего в вашем лагере. Что это, ароматы разложения?
Они оставила свои дела и просто наблюдали за ним, ожидая, пока он уйдёт. Хидео молниеносно подобрал протянутую руку и медленно выпрямился, приняв картинную позу.
– Где ваши манеры, ребяты? Деревцы и то поприветливей были: правда, начали трещать со мной тольк- после нескольких ударов, – он взвесил в руках биту. – Вы, хиппи, тип как они, ха? Дереволюбители? Это многое объясняет! – воодушевлённо напав на мысль, продолжил он. – Слышали об эпидемии в Сенджу? Говорят, они подцепили заразу от того, что сношались с деревьями… Вот уж не думал, что прокажённые тоже так зачумели, – Хидео сделал паузу, вновь выжидая реакции. Его слова шевелили что-то внутри ребят, но они этого не показывали. – Вы поняли, да? Типа ваша чума. Ч-У-М-а – за-Ч-У-М-ели. Вам стоит научиться соображать немного быстрее. Надеюсь, проблема не в том, что болезнь добралась до мозга.
– Ты такой забавный, – безэмоционально  произнесла девушка. – Как бы не лопнуть от смеха.
– Зачем тянуть? Рано или поздно всё равно рванёт. Я слышал, гнилушкам после смерти так сильно распирает животик от газов, что они украшают своей святостью всё вокруг.
– Богохульство, – прошептала прокажённая в то время, как её, судя по ширине плечей, спутник, поднимался с колен.  – Покайся, дитя.
Хидео засмеялся.
– Ты недалёк и глуп, – крепко сложенный мужчина, доселе бездействовавший, выше и тяжелее дознавателя, положил руку ему на плечо.
– Йойкс. У вас все пацаны стирками занимаются или только те, у кого отсох писос? Такое наверняка не редкость, при вашем-…
Договорить юноше не дал мощный удар, отправивший его в полёт. Признаться, он не ожидал такой силы от постоянно разлагающихся больных. Оказавшись на земле, Хидео только ухмыльнулся, игнорируя боль. Прокажённый же не собирался останавливаться на одном ударе, и уверенным шагом приближался к нему. Кажется, Яманака нашёл себе подходящие развлечение. Юноша, быстро поднявшись, припал на одно колено.
– За маму! – в здоровяка полетел наскоро слепленный снежок. – За папу! – и ещё один. – Уникальная методика возвращения херца! – нащупав сразу примеченное им и недалеко отлетевшее канабо, он метнул его в даже не пытавшегося уклоняться мужчину. – Плюс шесть дюймов, бонус при зака-… О-о-ого! – попавшая прямиком в живот противника дубина остановила его лишь на мгновение, и Хидео удивлённо выпучил глаза. Насколько хорошо он знает, где очутился? Они должны быть набожными мямлями, а не неостановимыми джаггернаутами. Замешкавшись, молодой Яманака принял ещё один мощный удар.

В их с К-сан шатре было так же холодно, как и вне него. Видимо, согреваться ночью придётся под грудой шкур.   
– Да, конечно. Лицемерие везде и всюду, – ответил он, прилаживая дубину вертикально у входа. – Но что ещё им остаётся делать?.. Все люди должны что-то делать. Могут ли их мужчины вырастить и продать зерно? Могут ли их женщины продать себя? Люди просто не захотят иметь с ними дела в лучшем случае, в худшем выйдут с факелами на улицы, чтоб прогнать или убить. Они прост- используют то, что у них есть. Неприкосновенность и всё такое.
Хидео почесал затылок.
– Контрабанда ведь это не только наркотики и оружие, К-сан. Если зажравшийся вельможа, тип-, установит громадные пошлины на ввоз риса, кто накормит людей, если не чёрный рынок?  Не то, чтобы мне было до этого дело.
Молодой Яманака подошёл поближе к рабочей поверхности наставницы и придирчиво осмотрел склянки.
– Что это? – пока Усаги переодевалась, он взял в руки наполненную, как показалось, специями, фарфовую чашечку и вперился в неё взглядом. Понюхал. Облизал. – Ты хочешь запечь баранью ногу в меду и приправить её этим? – лицо юноши выражало высшую степень недоумения. – Нас и так будут кормить, если что. Они уже разводят костёр и варят жаркое. Жаркое ведь варят? Или жарят? Тушат? А-а-а, без разницы, – хмыкнув и поставив чашечку на место, он потянулся, ощущая каждый ушиб на своём теле: ещё одно доказательство того, что жив.  Это была хорошая драка.
Оказалось, многие из прокажённых, как и он сам, весьма уважают грубую физическую силу. Должно быть, это связано с каким-то из семи божеств, которых они, впрочем, объединяют в одного: Хидео совсем не разбирался в этом. Впрочем, от него этого и не требовали: недостойные – мужчины и несколько женщин – практикующиеся в обращении с оружием, и так приняли Яманака в своё общество, признав его достойным противником. И их не смущала его безбожность, что как-то не клеилось с представлениями юноши.  Иногда для того, чтобы завести друзей и изменить свою точку зрения, достаточно обменяться ударами.
– М? Потолочь семена? – просьба наставницы отвлекла его от мыслей о спаррингах. – Но так ведь из них ничего не вырастет, – Хидео изогнул бровь и недовольно погримасничал перед тем, как занять предложенное место. Его шутки становились всё более абстрактными от раза к разу, но ему, отчего-то, не было дела до того, насколько их воспринимают всерьёз. – Мой дед говорит, что я всё порчу, когда дело доходит до тонкой работы, – Яманака поставил пестик вертикально и начал с некоторой долей усердия крутить его туда-сюда. – Это не так. Я очень тонкий. То есть, тонкая работа это моё всё. Залезать в головы это тонко, я отвечаю.
Ступки и семена, все эти алхимические штуки напоминали о пропахшем травами домике, в котором юноша вырос. Пожалуй, если бы Хидео завязали глаза и предложили определить только собственным носом, находится ли он в родных пенатах, он бы это сделал. Хироши-сан ворчал, когда внук, будучи мальчишкой, задевал его вещи: молодой Яманака почти всегда передвигался бегом и частенько что-нибудь ломал. Наказания от сурового воспитателя не заставляли себя ждать. Усаги же, как видно, собиралась его учить куда более мягко.
Ни на секунду не растерявшись, Хидео повернул голову и клацнул зубами, лукаво глядя на прижавшуюся к нему наставницу. Он видел откровенные гравюры, в которых всё начиналось абсолютно так же. Её слова о движениях кистью развеяли любые сомнения: К-сан тоже видела их видела.
– Уса-сан, так же нельзя, – кокетливо процедил Хидео, вольно цитируя. – По додзё поползут слухи, в сенсейной начнут перешёптываться, – она резко встала. –  Нет, стой! Я не сериозна! Это, тип-, флирт! Ф-Л-И-Р-Т!  – парниша драматично вытянул руку, упав на колени, а затем, оценив забавность ситуации, медленно вернулся в исходное положение, тихо посмеиваясь. –  Это было жестоко, –  подытожил он, принимая раскованную позу на полу. Если до этого момента тревожность Нарусе не была для него очевидна, тот факт, что она нарезает круги по шатру, навёл его на мысль о серьёзности предстоящего момента, поэтому Яманака стёр улыбку с губ перед тем, как снять с лица маску. Сначала он, отчего-то, не хотел, чтобы наставница видела его искалеченное лицо, но теперь невербальные штуки показались ему необходимыми.  Размотав бинты, он дотронулся пальцами до ноздрей, у неудовольствию своему обнаружив, что кровь из носа всё ещё идёт. К щеке и уху было больно прикасаться, и бровь ему успешно рассекли, но взгляд чистых юношеских глаз должен был покрыть эти недостатки. Тем более, чего она не видела такого, за свою пиратскую жизнь.
–  Да-а-а, о-Каа-сан, безусловно. Хочу умереть. Последние пару часов только этим и занимался. Как видишь, гнилушки действительно не прочь пролить кровь, –  он, улыбнувшись глазами, облизал верхнюю губу, покрытую красной хрустящей коркой. – Они такие сладенькие, на самом деле. Так бы и слопал. Я не об этом сладковатом запахе разложения, просто… люди, которые могут дать сдачу, восхитительны, –  Яманака поднялся на ноги и отряхнул коленки, направившись затем к Усаги. –  Можешь ли ты себе представить, каково это, когда ты вступаешь в большую игру, но не как игрок, а как фигура? Тебя дёргают за ниточки: «Пом-пом», –  чтобы плясал так, как нужно. Используют, пока это необходимо и избавляются, когда тряпки, из которых ты сшит, сгнивают? Я не хочу быть фигурой, – он подправил бинты вокруг лица. – Но и не хочу быть игроком, – маска заняла положенное ей место, и последнюю фразу будто раздалась едва слышным эхом от стен. – Я собираюсь сломать ебучие правила.
– Так ты присоединишься к большому костру или не? У меня, тип-, есть теперь там пара корешей, и я должен пойти. Могу принести сюда еды, если хочешь, конечн-.